Когда говорят – где же Бог? Бог в музыке Моцарта.
Достаточно услышать аутентичным слухом adagio, допустим из соль-минорного квинтета Моцарта, чтобы сказать – вот Бог, вот присутствие божества.
Эта музыка столь гениальна, что достаточно её одной чтобы оправдать жизнь на земле. Чтобы сказать, что стоит сходить на землю – только бы услышать эти преблагоуханные созвучия.
Когда слушаешь Моцарта, думаешь о том, что жизнь земная чем-то даже выше небесной. Это величайший славословец Бытия, божества на земле как на небесах. Моцарт относит нас в небесные миры. Чистый, катарский, консоломентирующий композитор.
Вкладываю в музыку то, чего не могу выразить словами. Я достиг своего чего-то предельного. Такова моя экстатическая, сверхстрастная молитва, я вкладываю в нее музыку замков внутренних, не подвергшихся порче земного порядка.
Настоящий музыкант не он музыку, а музыка его ведет. Тут ничего своего вообще нельзя вкладывать, мало ли что там в тебе делается. Музыка для меня есть озвученное и проявленное царство нашего Отца!
Когда я впервые открыл для себя музыку, то понял, что ею можно выразить абсолютно невыразимое. Любовь Минне можно выразить только языком музыки. Я мастер слова, я достиг в слове максимума, в гимнах, в магнификатах, в проповедях, в откровениях, молитвах, толкованиях и т.д.
Но выразить Миннэ (вышняя любовь) адекватно способна только музыка, поэтому нужно быть влюбленным в Миннэ и влюбленным в музыку, чтобы стать инструментом вышней Любви. Нужно быть влюбленным в Миннэ, музыку, Бога и человека. Четыре любви. Любить Бога, человека, Миннэ и музыку. Это полнота.
О БЕТХОВЕНЕ...
Никогда Бетховен не говорил о том, какая сила его удержала от самоубийства после написания гейлигенштадтского завещания, покупки двух пистолетов. Самоубийство он готовил с чисто немецким расчетом (в завещании четко указал, как распорядиться имуществом).
Какая же сила удержала Бетховена?
Бетховену открылась Миннэ. Он получил знак от Небесного Отца, что это страдание, которое ему дано, имеет высший смысл. Что это не отнятие какое-то, не лишение, не болезнь слуха, а некий дар и помазание, с которым он станет еще больше того, догейлигенштадтского Бетховена.
Бетховену открылось минническое солнце (хотя он не говорит об этом нигде) и дало понять, что через это страдание он познает тайны, невозможные на земле: войдет в любовь, невыразимую никакими словами. Что его глухота есть условие сообщения величайшего дара, которым не обладал ни один композитор на земле.
Только это удержало его. Потому в своих дневниках последних лет он писал: ‘я просил у Бога Отца только одного: любви’…
Я уверен, что Бетховен получил прямое откровение о Боге любви и делал записи в своих дневниках о Боге любви. Но религиозная цензура их стерла и запретила, поскольку откровение Миннэ противоречит римо-католическому канону, и Бетховена сочли бы еретиком и т.д.
Читаю дневники Бетховена тем самым зрением, которым читаю Вторую соловецкую голгофу…
Бетховен говорил о великой любви, которая свяжет всех людей. Ее он имел ввиду, взяв оду Шиллера ‘К радости’.
Каким образом миллионы могут обняться как братья? Только осененные небесною любовью, которая их соединит во всеобщем братстве. Необходима великая сила, великая Мать… Значит, он был посвящен в это.
Ода Шиллера просто некий материал, она недостойна Девятой симфонии Бетховена. Бетховен гораздо выше Шиллера, его Девятая превосходит содержание оды.
Прекрасно помню, читал оду в немецком оригинале и в переводе: прекрасная поэзия, не более. А Девятая Бетховена – это прорыв в богочеловечество.
МУЗЫКА В ИСПОЛНЕНИИ БЛАЖЕННОГО ИОАННА>>>
Достаточно услышать аутентичным слухом adagio, допустим из соль-минорного квинтета Моцарта, чтобы сказать – вот Бог, вот присутствие божества.
Эта музыка столь гениальна, что достаточно её одной чтобы оправдать жизнь на земле. Чтобы сказать, что стоит сходить на землю – только бы услышать эти преблагоуханные созвучия.
Когда слушаешь Моцарта, думаешь о том, что жизнь земная чем-то даже выше небесной. Это величайший славословец Бытия, божества на земле как на небесах. Моцарт относит нас в небесные миры. Чистый, катарский, консоломентирующий композитор.
Вкладываю в музыку то, чего не могу выразить словами. Я достиг своего чего-то предельного. Такова моя экстатическая, сверхстрастная молитва, я вкладываю в нее музыку замков внутренних, не подвергшихся порче земного порядка.
Настоящий музыкант не он музыку, а музыка его ведет. Тут ничего своего вообще нельзя вкладывать, мало ли что там в тебе делается. Музыка для меня есть озвученное и проявленное царство нашего Отца!
Когда я впервые открыл для себя музыку, то понял, что ею можно выразить абсолютно невыразимое. Любовь Минне можно выразить только языком музыки. Я мастер слова, я достиг в слове максимума, в гимнах, в магнификатах, в проповедях, в откровениях, молитвах, толкованиях и т.д.
Но выразить Миннэ (вышняя любовь) адекватно способна только музыка, поэтому нужно быть влюбленным в Миннэ и влюбленным в музыку, чтобы стать инструментом вышней Любви. Нужно быть влюбленным в Миннэ, музыку, Бога и человека. Четыре любви. Любить Бога, человека, Миннэ и музыку. Это полнота.
О БЕТХОВЕНЕ...
Никогда Бетховен не говорил о том, какая сила его удержала от самоубийства после написания гейлигенштадтского завещания, покупки двух пистолетов. Самоубийство он готовил с чисто немецким расчетом (в завещании четко указал, как распорядиться имуществом).
Какая же сила удержала Бетховена?
Бетховену открылась Миннэ. Он получил знак от Небесного Отца, что это страдание, которое ему дано, имеет высший смысл. Что это не отнятие какое-то, не лишение, не болезнь слуха, а некий дар и помазание, с которым он станет еще больше того, догейлигенштадтского Бетховена.
Бетховену открылось минническое солнце (хотя он не говорит об этом нигде) и дало понять, что через это страдание он познает тайны, невозможные на земле: войдет в любовь, невыразимую никакими словами. Что его глухота есть условие сообщения величайшего дара, которым не обладал ни один композитор на земле.
Только это удержало его. Потому в своих дневниках последних лет он писал: ‘я просил у Бога Отца только одного: любви’…
Я уверен, что Бетховен получил прямое откровение о Боге любви и делал записи в своих дневниках о Боге любви. Но религиозная цензура их стерла и запретила, поскольку откровение Миннэ противоречит римо-католическому канону, и Бетховена сочли бы еретиком и т.д.
Читаю дневники Бетховена тем самым зрением, которым читаю Вторую соловецкую голгофу…
Бетховен говорил о великой любви, которая свяжет всех людей. Ее он имел ввиду, взяв оду Шиллера ‘К радости’.
Каким образом миллионы могут обняться как братья? Только осененные небесною любовью, которая их соединит во всеобщем братстве. Необходима великая сила, великая Мать… Значит, он был посвящен в это.
Ода Шиллера просто некий материал, она недостойна Девятой симфонии Бетховена. Бетховен гораздо выше Шиллера, его Девятая превосходит содержание оды.
Прекрасно помню, читал оду в немецком оригинале и в переводе: прекрасная поэзия, не более. А Девятая Бетховена – это прорыв в богочеловечество.
МУЗЫКА В ИСПОЛНЕНИИ БЛАЖЕННОГО ИОАННА>>>
Сообщения
